Накануне концерта Океана Ельзи в Тель-Авиве Святослав Вакарчук дал интервью Лучшему радио Израиль и рассказал, почему в музыке ОЕ так много свободы, почему ему мало ОЕ и хочется чего-то еще, чего нельзя сделать в рамках ОЕ, жив ли еще рок-н-ролл, чем удивил его Израиль и как он, физик, стал лириком.
Интервью на украинском языке:
Интервью с переводом на русский язык:
Роман Индык: В эфире Лучшего радио Святослав Вакарчук. Дуже дякую, что вы согласились, чтобы я задавал вопросы на русском.
Святослав Вакарчук: Шалом всем! Я очень рад быть в Израиле. И вообще мы очень счастливы, что у нас концерт в Тель-Авиве, и просто круто тут быть.
Р.И.: - Святослав, я бы хотел начать с короткой истории. Для меня репатриация в Израиле началась с вашего концерта. Я в 2018 году репатриировался, уже оформлял документы. Мне нужно было по делам доехать до Украины. И я оказываюсь в День Незалежности на стадионе “Олимпийского” в центре Киева. И 200 тысяч человек, и песня “Вставай, мила моя, вставай”... И в этот момент я понимаю, что вижу вокруг себя свободных людей... Есть такая метафора для всех уехавших из стран бывшего Советского Союза, евреев, приезжающих в Израиль. Это сравнивается с Исходом из Египта.
С.В.: Ну да я понимаю, Exodus.
Р.И.: - И для меня этот момент “Вставай, мила моя” – это ощущение, что есть впереди свобода. Для меня Красное море расступается, и я могу выйти из ужаса. Вопрос: песня-то лирическая, песня про «пей чай с молоком, молись на теплый душ». Почему в ней столько свободы? И вообще в песнях «Океана Эльзы». Все вас сравнивают с брит-попом, но ведь это что-то другое?
С.В.: Большое спасибо за вопрос, на самом деле мне очень приятно, что вы начали именно с этого вопроса. Мне кажется, что музыка сама по себе – это уже свобода, если она идет от души, от сердца. Музыка, люди, которые создают музыку, да и не только музыку. Какое либо искусство – кино, картины, живопись, поэзия, если человек делает искренне, этот человек не может не быть свободным.
Именно поэтому так много известных людей искусства в старое советское время, если уже вспоминать советское время, им было так сложно, они часто были или диссидентами или эмигрировали или им запрещали работать или некоторые из них были в тюрьмах. И оставалось такое выхолощенное, как бы это вам сказать правильно, такая конъюнктурная история. Поэтому, если ты что-то делаешь искренне, оно всегда дает свободу. Ну а то, что нас поддерживают люди в Украине, для меня это большая честь и, скажем так, надеюсь, мы отдаем им взаимностью не меньше.
Р.И.: Вот этот нерв поколения… Ведь это чувство свободы было с начала “Океана Эльзы”. Был найден некий стиль, очень узнаваемый. Этот нерв времени выдержал испытание не одним десятком лет. Были при этом периоды уставания, но при этом есть поиски дуэтов, организация других проектов, “Брюссель”. Что это за поиск “новых форм”, как это называют?
С.В.: Скажу вам откровенно, честно, никогда у меня лично мысли про то, что Океан Ельзи заканчивается, не было. Мне хотелось бы, чтобы это был проект всей моей жизни. Когда мне было 19 лет, мы создали эту группу вместе с друзьями, и до, надеюсь, того момента, пока я могу заниматься музыкой, я хотел бы, чтобы Океан Ельзи был в моей жизни.
Но отдыхать нужно от всех и от всего. Знаете, даже в самых счастливых семьях, иногда муж или жена должны побыть отдельно. Не знаю, поехать на детокс или еще что-нибудь. Вот и иногда хочется сделать что-то другое. Поэтому такие проекты происходят, но на самом деле они для меня, как бы сказать русским языком, «исключение подтверждают правила», потому что, когда ты делаешь что-то вне Океана Ельзи, ты еще больше понимаешь, как ты скучаешь по Океану Ельзи.
Р.И.: Есть такая поговорка у филологов: свой язык можно понять, только изучив другой язык.
С.В.: Я просто хочу сказать, что в плюс ко всему прочему, знаешь, Океан Ельзи – это все таки определенный формат, я сам могу себе могу противоречить, потому что говорю, что творчество свободное, но есть формат. Часто это такая коварная штука. Вот, например, хочется мне сделать джазовый проект, я могу переубедить своих коллег, которые тоже любят джаз, кстати, очень сильно, что давайте мы выпустим Океаном Ельзи джазовый альбом. Он может получится красивым, но он только запутает большое количество наших поклонников, которые привыкли слушать рок-музыку. Да, и они просто не будут понимать куда и как мы движемся.
Делать компромиссы – давайте мы тут чуть-чуть сыграем соло на саксофоне, а вообще скажем что это джаз, хотя это рок – тоже не хочется. Поэтому мы стараемся быть все-таки рок группой, а кроме того делать какие-то вещи, которые тебе так или иначе хочется.
Хотя иногда я завидую, условно говоря Пабло Пикассо, что он мог от розового до голубого периода, от голубого до кубизма, от кубизма до абстракционизма, и он все это делал и все равно оставался собой. Может быть, нам еще нужно к этому прийти.
Р.И.: Послухайтэ…
С.В.: (смеется)
Р.И.: …Сейчас такой период – повлияла пандемия. Если сравнивать с Пикассо, наверное, это коричневый период, понятно почему.
С.В.: (смеется)
Р.И.: Что за эти полтора-два года произошло? Я так понимаю, что взросление произошло, уже надо петь песни для своего сына?
С.В.: Не знаю, посмотрите на концерте. Я думаю, что рок – это такая энергия достаточно молодая, в каком-то смысле, и вообще эти все постоянные дискуссии про «rock'n'roll is dead» или « rock'n'roll is alive» они мне кажутся смешными. Мне кажется, что rock'n'roll – это даже не музыкальный стиль, это состояние души.
Вот сейчас мы на репетициях готовим новый альбом, который выйдет в апреле следующего года, и мы постоянно, когда играем вживую песни, чувствуем себя будто мы уже на стадионе или на арене или на какой-то большой площадке, значит там, ну скажем так, представляем себе, что мы играем это вживую, и эта энергия никуда не девается. Поэтому, знаешь что, взрослеют, наверное, немного тексты, наверное, немного взрослеет отношение к жизни, ты не хочешь уже выпрыгнуть из штанов и доказать всем, что ты лучший, или самому себе, ты просто делаешь то, что ты делаешь, и получаешь удовольствие и все.
Р.И.: Сейчас явно с пандемией меняется парадигма. Раньше герои были рок-н-рольщики, рокеры. И мы сейчас слушаем тех крутых рокеров 90-ых последних. Сейчас вроде возникает молодое поколение рэперов, которое начинает будоражить социум, будоражить молодых. Вот этот переход из периода, когда музыка первична, когда в Led Zeppelin запил гитары взрывал стадионы, в период такой текстовый, когда музыка в существовании достаточно фоновом, музыка в слове спрятана. Происходит революция в музыке массовой?
С.В.: Мне кажется, что каждое следующее поколение, делает революцию сравнительно с предыдущему поколением.
Ты вспомнил Led Zeppelin, это одна из моих любимых групп, мы можем говорить про них очень долго, но если взять конкретно их, то это очень хороший пример, так как буквально они взорвали мир, Америку, Западный мир где-то в 69-70 году они появились, очень быстро и активно и буквально первые пять лет 70-тых годов они доминировали. Скорее всего, они были группой номер 1 в мире. А потом, буквально спустя 5 лет активной своей деятельности они начали чувствовать что они уже якобы «нафталин», появился панк, и все эти панки, которые еле умели играть на инструментах, но были очень искренние, начали считать что Led Zeppelin – это уже пройденный этап, и что они уже никому не нужны, что они уже динозавры и что они смешные и что уже пора идти на пенсию. Хотя, на минуточку, самим музыкантам группы Led Zeppelin тогда еще не всем было 30 лет.
И к чему это пришло? Прошло, может ,10-15 лет и в 90-тых, во время того, как появился гранж, на Led Zeppelin смотрели уже как, ты вспомнил сегодня Моисея библейского, как на старых библейских персонажей с произведений тех знаменитых. И мне кажется, это важно, если ты что-то делаешь настоящее, то рано или поздно твои заслуги, даже новым поколением, будут оценены.
Не нужно париться по поводу того, что что-то изменится, мода - не мода. Ну да, сегодня немного другой подход, сегодня rock'n'roll, как ты говоришь, он больше в текстах, значит так и должно быть, значит так, молодежь, которая всегда знает, как правильно, это их... Они двигают мир вперед, поэтому нужно просто расслабиться и делать то, что ты любишь, всегда найдется тот, кому резонирует то, что делаешь ты.
Самое худшее, что может делать человек или творческие люди, которым сейчас, не знаю, которые делают это не одно поколение, - стараться мимикрировать, стараться походить на молодежь. Мне бы в голову не пришло сидеть и думать, что мне сделать, чтобы мы звучали, как 18-летние или 20-летние рэперы или дэнс-музыка и так далее. Просто это не нужно, вот и все.
Кому нужно, тот послушает. Понимаешь, еще тебе скажу такую вещь: ты можешь быть символом своего поколения, но быть символом чужого поколения – это как-то не естественно и не правильно.
Р.И.: А рокер может стать стать отцом-наставником, голосом краины?
С.В.: Я к рок-н-роллу не отношусь как к социальной позиции. Может быть, кто-то со мной не согласится. Для меня рок-н-ролл – это музыкальная позиция, энергетика, а сколько ты выкинул телевизоров из окна – это уже даже не так важно, важно, сколько ты дал искренности в том, что ты делаешь.
Рок-н-ролл можно делать на Голосе страны, рок-н-ролл можно делать в отношениях с близкими и так далее и так далее. Для меня рок-н-ролл, в первую очередь, это энергия, искренность и не бояться быть собой.
Мы вот недавно написали песню «Коли ми станем собою» и я там пою: «В той день коли мы станем собою зацвітуть абрикоси». У каждого свои абрикосы, которые цветут, у кого-то в буквальном смысле, у кого-то это творчество, у кого-то в любви.
Р.И.: В Израиле буквально.
С.В.: Да, буквально, я знаю, что в Израиле много абрикосов, для меня была, кстати, удивительная история, что Израиль – это страна абрикосов. Я всегда думал, что Армения страна абрикосов, а оказывается, у вас тоже тут их очень много. Поэтому я думаю, что нужно меньше париться над тем, правильно что-то или неправильно, делать то, что ты хочешь, вот и все.
Р.И.: Давайте прыгнем в 19 лет, когда вы организовали группу? Физик-теоретик с возможностью уехать из этого славянского мира и жить на другом языке. Вот что это за поворот? Точка бифуркации, если на научном языке, когда был выбран рок-н-ролл?
С.В.: Роман, ты что тоже физик? :)
Р.И.: Я математик:)
С.В.: О! Так мы можем сейчас сделать целое интервью:)
Р.И.: Я помню этот момент. А как это было у вас?
С.В.: У меня ситуация складывалась по жизни очень просто. Я вырос в семье профессора физики, мой папа был известным физиком-теоретиком и был для меня большим авторитетом. И поскольку в школе я, в принципе, вырос на фоне формул, разговоров этих и так далее, ну я в принципе вырос, что называется, в физико-математической тусовке. Понятно, что я хотел быть таким же, и мне это было интересно, я сразу хочу сказать, что мне никогда папа не говорил: вот ты должен стать физиком, как, знаешь, как в старые времена: я кузнец и ты будешь кузнец)) Такого не было, было просто мое желание, я очень люблю точные науки, мне интересно это, до сих пор люблю и я прям скучаю. Но я думаю, что в мой ДНК была заложена музыка, потому как с самого детства я пел. Я любил очень разные народные песни, а потом, когда я в 12-13 лет открыл The Beatles, я просто влюбился в них и без них себя не представлял. Но когда я поступил в университет, я не имел планов становиться рок-музыкантом. Я планировал быть физиком и в принципе потом собирался ехать в Америку на phd, ну стандартная ситуация, думаю, ты знаешь, как это происходит.
Но потом, случайно на одной вечеринке я встретил ребят, которые уже играли в группе, они услышали, как я пою просто под рояль, и предложили мне к ним присоединиться. Я подумал, что это круто иметь такое хобби, еще, между прочим, играть в рок-группе. Почему бы и нет? И я отнесся к этому хобби, как к хобби, но вот скоро уже 30 лет, как я этим хобби занимаюсь.
Так случилось. Думаю, что это просто было у меня в генах, я должен был этим заниматься.
Р.И.: Наука – это абсолютно рок-н-рольное занятие.
С.В.: Ну да, ты же знаешь Пифагора. Пифагор же сказал когда-то, что вся музыкальная гармония – это математика, а вся математическая гармония – это музыка. И я думаю, что это правда. Бах это доказал, и много кто другой. Вообще гармония – это на самом деле очень простая штука, когда на нее смотришь, но очень сложная штука, когда начинаешь разбираться, почему она такая. Поэтому математика тут важна.
Р.И.: Наверное, завершающий вопрос. Украинский язык, наверное, самый певучий в мире. Его можно сравнивать, наверное, только с итальянским. Это абсолютный феномен, на нем все песни великолепны. И при этом это философское, мифологическое выражение свободы. Потому что украинский народ — это очень свободолюбивый народ. Как так совпали в ваших песнях и мифологическое сознание украинского языка, и вот этот дух свободы, который нарождался в конце ХХ века и взорвался вот сейчас?
С.В.: Я очень люблю свой родной язык и безусловно, наверное, он звучит милозвучно, так как это язык моего сердца. Но я так же считаю, что любой язык на земле будет милозвучен, если ты на нем любишь или искренне поешь или говоришь. Вот тут в Израиле звучат прекрасные песни на иврите, и они супер звучат! Мне очень нравится, как и на любом языке, если это резонирует. Я вообще люблю слушать музыку тех стран, где мы выступаем или играем, ты всегда находишь что-то классное. Вот буквально вчера я по радио слышал такую красивую песню, которая меня за душу взяла на иврите, я не знаю, кто это написал, но очень красиво было.
Р.И.: Дорогие друзья, завтра, 18 декабря в 20:30 в клубе Ангар 11 будет «Океан Эльзы», Святослав Вакарчук. Все-таки украинский народ сейчас самый свободолюбивый, самый героический в данный момент в Европе и в мире, может быть. И этот дух свободы, этот дух украинского рок-н-ролла – завтра в Тель-Авиве.
С.В.: Всех ждем завтра! До встречи и спасибо большое за хорошее интервью. Тода раба!
